Неточные совпадения
«Но, уповая на милосердие божие, кажется,
все будет к хорошему
концу.
Марья Антоновна. Да, право, маменька, чрез минуты две
всё узнаем. Уж скоро Авдотья должна прийти. (Всматривается в окно и вскрикивает.)Ах, маменька, маменька! кто-то идет, вон в
конце улицы.
В
конце села под ивою,
Свидетельницей скромною
Всей жизни вахлаков,
Где праздники справляются,
Где сходки собираются,
Где днем секут, а вечером
Цалуются, милуются, —
Всю ночь огни и шум.
«Ты — бунтовщик!» — с хрипотою
Сказал старик; затрясся
весьИ полумертвый пал!
«Теперь
конец!» — подумали
Гвардейцы черноусые
И барыни красивые;
Ан вышло — не
конец!
— Мы люди привышные! — говорили одни, — мы претерпеть мо́гим. Ежели нас теперича
всех в кучу сложить и с четырех
концов запалить — мы и тогда противного слова не молвим!
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы, и казалось им, что это люди какие-то особенные, что они самой природой созданы для того, чтоб ходить без
конца, ходить по
всем направлениям. Что они спускаются с одной плоской возвышенности для того, чтобы лезть на другую плоскую возвышенность, переходят через один мост для того, чтобы перейти вслед за тем через другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и еще…
Он еще не сделал никаких распоряжений, не высказал никаких мыслей, никому не сообщил своих планов, а
все уже понимали, что пришел
конец.
Но торжество «вольной немки» приходило к
концу само собою. Ночью, едва успела она сомкнуть глаза, как услышала на улице подозрительный шум и сразу поняла, что
все для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы, по крайней мере, избежать позора и не быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но было уже поздно.
Неслыханная деятельность вдруг закипела во
всех концах города: частные пристава поскакали, квартальные поскакали, заседатели поскакали, будочники позабыли, что значит путем поесть, и с тех пор приобрели пагубную привычку хватать куски на лету.
В
конце июля полили бесполезные дожди, а в августе людишки начали помирать, потому что
все, что было, приели. Придумывали, какую такую пищу стряпать, от которой была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости не было; пробовали, не будет ли лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости не добились.
Сначала Беневоленский сердился и даже называл речи Распоповой"дурьими", но так как Марфа Терентьевна не унималась, а
все больше и больше приставала к градоначальнику: вынь да положь Бонапарта, то под
конец он изнемог. Он понял, что не исполнить требование"дурьей породы"невозможно, и мало-помалу пришел даже к тому, что не находил в нем ничего предосудительного.
Происходили беспрерывные совещания по ночам; там и сям прорывались одиночные случаи нарушения дисциплины; но
все это было как-то до такой степени разрозненно, что в
конце концов могло самою медленностью процесса возбудить подозрительность даже в таком убежденном идиоте, как Угрюм-Бурчеев.
Гул и треск проносятся из одного
конца города в другой, и над
всем этим гвалтом, над
всей этой сумятицей, словно крик хищной птицы, царит зловещее: «Не потерплю!»
— Хорошо, — сказала она и, как только человек вышел, трясущимися пальцами разорвала письмо. Пачка заклеенных в бандерольке неперегнутых ассигнаций выпала из него. Она высвободила письмо и стала читать с
конца. «Я сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы», прочла она. Она пробежала дальше, назад, прочла
всё и еще раз прочла письмо
всё сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое страшное несчастие, какого она не ожидала.
Несмотря на
всё это, к
концу этого дня
все, за исключением княгини, не прощавшей этот поступок Левину, сделались необыкновенно оживлены и веселы, точно дети после наказанья или большие после тяжелого официального приема, так что вечером про изгнание Васеньки в отсутствие княгини уже говорилось как про давнишнее событие.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной
всего зла в России, что тогда уже близко было к
концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
Чем дальше он ехал, тем веселее ему становилось, и хозяйственные планы один лучше другого представлялись ему: обсадить
все поля лозинами по полуденным линиям, так чтобы не залеживался снег под ними; перерезать на шесть полей навозных и три запасных с травосеянием, выстроить скотный двор на дальнем
конце поля и вырыть пруд, а для удобрения устроить переносные загороды для скота.
В
конце мая, когда уже
всё более или менее устроилось, она получила ответ мужа на свои жалобы о деревенских неустройствах. Он писал ей, прося прощения в том, что не обдумал
всего, и обещал приехать при первой возможности. Возможность эта не представилась, и до начала июня Дарья Александровна жила одна в деревне.
Он еще долго сидел так над ним,
всё ожидая
конца. Но
конец не приходил. Дверь отворилась, и показалась Кити. Левин встал, чтоб остановить ее. Но в то время, как он вставал, он услыхал движение мертвеца.
Яркое солнце, веселый блеск зелени, звуки музыки были для нее естественною рамкой
всех этих знакомых лиц и перемен к ухудшению или улучшению, за которыми она следила; но для князя свет и блеск июньского утра и звуки оркестра, игравшего модный веселый вальс, и особенно вид здоровенных служанок казались чем-то неприличным и уродливым в соединении с этими собравшимися со
всех концов Европы, уныло двигавшимися мертвецами.
— Знаю, как ты
всё сделаешь, — отвечала Долли, — скажешь Матвею сделать то, чего нельзя сделать, а сам уедешь, а он
всё перепутает, — и привычная насмешливая улыбка морщила
концы губ Долли, когда она говорила это.
Дрожащими руками Анна взяла депешу и прочла то самое, что сказал Вронский. В
конце еще было прибавлено: надежды мало, но я сделаю
всё возможное и невозможное.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в
конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали
всё его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
Сколько их,
конца нет, и
все ненавидят друг друга.
Все были добры и любезны, но оказывалось, что обойденное вырастало опять на
конце и опять преграждало путь.
Они были на другом
конце леса, под старою липой, и звали его. Две фигуры в темных платьях (они прежде были в светлых) нагнувшись стояли над чем-то. Это были Кити и няня. Дождь уже переставал, и начинало светлеть, когда Левин подбежал к ним. У няни низ платья был сух, но на Кити платье промокло насквозь и
всю облепило ее. Хотя дождя уже не было, они
всё еще стояли в том же положении, в которое они стали, когда разразилась гроза. Обе стояли, нагнувшись над тележкой с зеленым зонтиком.
Скачки были несчастливы, и из семнадцати человек попадало и разбилось больше половины. К
концу скачек
все были в волнении, которое еще более увеличилось тем, что Государь был недоволен.
Он, этот умный и тонкий в служебных делах человек, не понимал
всего безумия такого отношения к жене. Он не понимал этого, потому что ему было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он в душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором у него находились его чувства к семье, т. е. к жене и сыну. Он, внимательный отец, с
конца этой зимы стал особенно холоден к сыну и имел к нему то же подтрунивающее отношение, как и к желе. «А! молодой человек!» обращался он к нему.
Только в редкие минуты, когда опиум заставлял его на мгновение забыться от непрестанных страданий, он в полусне иногда говорил то, что сильнее, чем у
всех других, было в его душе: «Ах, хоть бы один
конец!» Или: «Когда это кончится!»
«И ужаснее
всего то, — думал он, — что теперь именно, когда подходит к
концу мое дело (он думал о проекте, который он проводил теперь), когда мне нужно
всё спокойствие и
все силы души, теперь на меня сваливается эта бессмысленная тревога. Но что ж делать? Я не из таких людей, которые переносят беспокойство и тревоги и не имеют силы взглянуть им в лицо».
И так и не вызвав ее на откровенное объяснение, он уехал на выборы. Это было еще в первый раз с начала их связи, что он расставался с нею, не объяснившись до
конца. С одной стороны, это беспокоило его, с другой стороны, он находил, что это лучше. «Сначала будет, как теперь, что-то неясное, затаенное, а потом она привыкнет. Во всяком случае я
всё могу отдать ей, но не свою мужскую независимость», думал он.
Но только что он двинулся, дверь его нумера отворилась, и Кити выглянула. Левин покраснел и от стыда и от досады на свою жену, поставившую себя и его в это тяжелое положение; но Марья Николаевна покраснела еще больше. Она
вся сжалась и покраснела до слез и, ухватив обеими руками
концы платка, свертывала их красными пальцами, не зная, что говорить и что делать.
И так как расщепившиеся
концы были уже
все отломаны, Левин зацепился пальцами за толстые
концы, разодрал палку и старательно поймал падавший
конец.
Дамы на водах еще верят нападениям черкесов среди белого дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и пару пистолетов: он был довольно смешон в этом геройском облачении. Высокий куст закрывал меня от них, но сквозь листья его я мог видеть
все и отгадать по выражениям их лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал
конец их разговора...
И в самом деле, здесь
все дышит уединением; здесь
все таинственно — и густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и пеною, падая с плиты на плиту, прорезывает себе путь между зеленеющими горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во
все стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощенного испарениями высоких южных трав и белой акации, и постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь в
конце долины, бегут дружно взапуски и наконец кидаются в Подкумок.
Все текло живо и совершалось размеренным ходом: двигались мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни; везде во
все входил зоркий взгляд хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал хлопотливо, но расторопно, по
всем концам своей хозяйственной паутины.
У тоненького в три года не остается ни одной души, не заложенной в ломбард; у толстого спокойно, глядь — и явился где-нибудь в
конце города дом, купленный на имя жены, потом в другом
конце другой дом, потом близ города деревенька, потом и село со
всеми угодьями.
И в канцелярии не успели оглянуться, как устроилось дело так, что Чичиков переехал к нему в дом, сделался нужным и необходимым человеком, закупал и муку и сахар, с дочерью обращался, как с невестой, повытчика звал папенькой и целовал его в руку;
все положили в палате, что в
конце февраля перед Великим постом будет свадьба.
И, уехав домой, ни минуты не медля, чтобы не замешивать никого и
все концы в воду, сам нарядился жандармом, оказался в усах и бакенбардах — сам черт бы не узнал. Явился в доме, где был Чичиков, и, схвативши первую бабу, какая попалась, сдал ее двум чиновным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился, в усах и с ружьем, как следует, к часовым...
Он спешил не потому, что боялся опоздать, — опоздать он не боялся, ибо председатель был человек знакомый и мог продлить и укоротить по его желанию присутствие, подобно древнему Зевесу Гомера, длившему дни и насылавшему быстрые ночи, когда нужно было прекратить брань любезных ему героев или дать им средство додраться, но он сам в себе чувствовал желание скорее как можно привести дела к
концу; до тех пор ему казалось
все неспокойно и неловко; все-таки приходила мысль: что души не совсем настоящие и что в подобных случаях такую обузу всегда нужно поскорее с плеч.
Но обо
всем этом читатель узнает постепенно и в свое время, если только будет иметь терпение прочесть предлагаемую повесть, очень длинную, имеющую после раздвинуться шире и просторнее по мере приближения к
концу, венчающему дело.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только, даст Бог,
все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и повар, и дом, как полная чаша, но будет и хозяйственная часть в порядке.
Концы сведутся с
концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой
конец залы к другим гостям, а Чичиков
все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на
все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане,
все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
— Нет, барин, нигде не видно! — После чего Селифан, помахивая кнутом, затянул песню не песню, но что-то такое длинное, чему и
конца не было. Туда
все вошло:
все ободрительные и побудительные крики, которыми потчевают лошадей по
всей России от одного
конца до другого; прилагательные
всех родов без дальнейшего разбора, как что первое попалось на язык. Таким образом дошло до того, что он начал называть их наконец секретарями.
Но в продолжение того, как он сидел в жестких своих креслах, тревожимый мыслями и бессонницей, угощая усердно Ноздрева и
всю родню его, и перед ним теплилась сальная свечка, которой светильня давно уже накрылась нагоревшею черною шапкою, ежеминутно грозя погаснуть, и глядела ему в окна слепая, темная ночь, готовая посинеть от приближавшегося рассвета, и пересвистывались вдали отдаленные петухи, и в совершенно заснувшем городе, может быть, плелась где-нибудь фризовая шинель, горемыка неизвестно какого класса и чина, знающая одну только (увы!) слишком протертую русским забубенным народом дорогу, — в это время на другом
конце города происходило событие, которое готовилось увеличить неприятность положения нашего героя.
Но
всему бывает
конец, и желанная минута настала:
все было готово, перед у брички как следует был налажен, колесо было обтянуто новою шиною, кони приведены с водопоя, и разбойники кузнецы отправились, пересчитав полученные целковые и пожелав благополучия.
— Но позвольте, — сказал наконец Чичиков, изумленный таким обильным наводнением речей, которым, казалось, и
конца не было, — зачем вы исчисляете
все их качества, ведь в них толку теперь нет никакого, ведь это
всё народ мертвый. Мертвым телом хоть забор подпирай, говорит пословица.
Впрочем, дело кончилось между ними самой тесной дружбой: дядя лысый Пимен держал в
конце деревни знаменитый кабак, которому имя было «Акулька»; в этом заведенье видели их
все часы дня.
Буянов, братец мой задорный,
К герою нашему подвел
Татьяну с Ольгою; проворно
Онегин с Ольгою пошел;
Ведет ее, скользя небрежно,
И, наклонясь, ей шепчет нежно
Какой-то пошлый мадригал
И руку жмет — и запылал
В ее лице самолюбивом
Румянец ярче. Ленский мой
Всё видел: вспыхнул, сам не свой;
В негодовании ревнивом
Поэт
конца мазурки ждет
И в котильон ее зовет.
Конечно, вы не раз видали
Уездной барышни альбом,
Что
все подружки измарали
С
конца, с начала и кругом.
Сюда, назло правописанью,
Стихи без меры, по преданью,
В знак дружбы верной внесены,
Уменьшены, продолжены.
На первом листике встречаешь
Qu’écrirez-vous sur ces tablettes;
И подпись: t. á. v. Annette;
А на последнем прочитаешь:
«Кто любит более тебя,
Пусть пишет далее меня».